Когда случайный собеседник узнает о моей профессии, реакция бывает самая разная — от удивления до снисхождения. В первом случае с сочувствием спрашивают что-то типа «ну и как, трудно?». А в ответ на вопрос о том, «что, собственно, трудно?», бормочут про отсутствие свободы слова, убитых журналистов и тому подобное. Во втором — с улыбочкой понимающе качают головой: дескать, как же, знаем, знаем, кто платит, за того и гавкаете.

Быть журналистом в Украине действительно трудно. Но не из-за проблем со свободой слова. Вернее, не только и не в первую очередь из-за этого. Кроме свободы слова, существует и свобода слуха. Журналистов, которых власть (или кто-либо другой) действительно слышит, в стране можно пересчитать по пальцам. На остальных «писак» сильным мира сего глубоко плевать. Смог равнодушия, который висит над нами, пострашнее цензуры. Все равно что объяснять памятнику Ленина ошибочность коллективизации.

У государства в руках такой длинный кнут, при котором пряник не нужен. Любого негосударственного СМИ-владельца в два счета и полтора закона можно заставить пересмотреть отношение ко всему и вся. А самые независимые медиа-магнаты — самые богатые бизнесмены. А самые богатые бизнесмены крепче всех связаны с властью. Круг замкнулся. Цензура сработала.

А красноречивых и непослушных журналистов, конечно, убивают. Если найдут. Не в смысле «поймают», а в смысле — если таковой вдруг появится.

С другой стороны, зачем власти тратиться на пряники при нынешнем обилии «журналистов»? Как на духу: нас не покупают! Тысячи людей, которые не только не знают о журналистике ничего в принципе, но и не умеют грамотно излагать свои мысли, за маленькую зарплату готовы расхваливать кого нужно или поносить кого скажут. Для этого не нужен не то что талант, но и элементарные знания. Самое страшное, что все они свято уверены, что, копаясь в грязном белье кандидата в депутаты или убеждая зрителей-читателей-слушателей в том, что губернатор все свои силы тратит на помощь инвалидам, занимаются именно журналистикой. Более того, уверенность эта подкрепляется деньгами, грамотами, ценными подарками ко Дню журналиста, стажировками в столицах и прочая, и прочая. Отказаться от всего этого и пойти «против ветра» — ох, как непросто. Тем более «против ветра» — сами знаете, всегда жди неприятностей. Резюме: журналисты не продажны, потому что на них нет спроса. «Квази-журналистика» идет хорошо. Но недорого — предложение намного превышает спрос.

В какой-то газете я прочел, что жительницы западных стран среди мужских профессий самой сексуальной считают профессию журналиста. Не знаю, насколько это правда.

У нас, вообще-то, среди журналистов больше женщин. Но как бы то ни было, некий налет романтики в этой профессии, безусловно, есть. Или должен быть. Или есть — но «у них». Например, Кодекс чести журналиста. За границей журналисты не принимают никаких подарков и вознаграждений от человека, который является потенциальным источником информации. Посещая различные мероприятия не по профессиональной необходимости, они платят за это сами. Заведенные в ходе работы знакомства и контакты журналисты никогда не используют с личной целью. Это аксиома. У нас же получение журналистами подарков за статьи и репортажи, а также прочую «халяву» воспринимают как нечто само собой разумеющееся и те, кто дают, и те, кто берут, и те, кто наблюдает, то бишь общество. «По служебной надобности» журналист действительно вхож в высокие кабинеты и знаком со многими «полезными» людьми. И подавляющее большинство случайных знакомых, узнавая о моей профессии, после обвинений в продажности и оторванности от народа меняли тон и произносили: «Ты же всех знаешь, может, можно...» Получая отказ, удивлялись и обижались. «Журналистика плоха не журналистами, а всем обществом». Профессор Преображенский, парафраз.