Уйти от узкой интерпретации

Ответ о смысле террора не стоит искать лишь в сиюминутной конъюнктуре места и времени теракта, будь то в случае 11 сентября 2001 года, или в связи с недавними лондонскими событиями. Не только сторонние наблюдатели, но идеологи, организаторы и тем более исполнители не способны до конца осознать значения террористического действа в силу его символической многозначности. Поэтому террор как символ нужно рассматривать во всевозможных интерпретациях: это путь к его пониманию и предотвращению. Такой подход, возможно, позволит обойтись без однозначного превращения мира в полицейское мегагосударство или подобие оуэновского "1984", где все и все находятся под тотальным контролем (к чему с каждым терактом мир приближается).

У событий 11 сентября 2001 года, помимо выявленного пост-фактум "восточного" следа, существуют более широкие символические основы. Например, "люди весьма положительно в эмоциональном плане ощущают организацию пространства с помощью сочетания вертикальных и горизонтальных объектов. Последние человеку, по оценкам психологов, кажутся нужными для сохранения равновесия. В то же время любое возвышение над головой регистрируется сознанием как сигнал к некоторому усилию, как "вызов" человеку. Именно поэтому огромные здания и скульптуры (Эйфелева башня, статуя Свободы, небоскребы) превратились в своего рода символы. И поднимаясь на эти сооружения, люди как бы побеждают высоту"1. В этом примере - значение высоты как знака социального и политического отличия, а также демонстрация той силы, которую оказывают символы на людей. Разрушение символики - вспомним традиционное уничтожение штандартов побежденного врага, произведений культуры, памятников, целых городов и т. д. - один из способов борьбы со знаками власти и силы. Однако после практически любого уничтожения остается "символическая память": Карфаген, Бастилия, Берлинская стена, ставшие символами, на века задержались в истории; то же самое относится и к образам выдающихся политиков. В этом можно было бы усмотреть некий "закон сохранения" политической символики, ее "переход" из одного вида в другой, что связано, скорее всего, с двоичной, идеально-материальной природой символа. Но данный вопрос еще недостаточно изучен2.

Демократическая "башня знати"

Вероятно, имеет смысл рассматривать 11 сентября как материализовавшуюся традиционную "борьбу вертикалей", борьбу с "башнями знати". Разрушенные "башни" ВТЦ - символы доминирующей в современном мире идеи демократии. Новый архитектурный комплекс на месте "близнецов" будет символически привязан к идее свободы и демократии. Даже дата подписания американской Декларации Независимости найдет свое выражение в архитектурных пропорциях. Следуя методу Эрвина Панофского, исследовавшего перспективу как символическую форму, и сопоставившего готическую архитектуру и схоластику, можно предположить определенное соответствие символических форм небоскребов и демократических текстов, каковой в обоих случаях выступает вертикаль. В современной символической "борьбе вертикалей" демократия стала идеологией современной "знати", и теракты обозначают прежде всего кризис этой доминирующей в современном мире теории, - демократии как власти народа. Возможно, поэтому продолжаются теракты, направленные против народа как вершины власти в идеальном демократическом обществе. По своим непосредственным целям взрывы домов или метро с мирными гражданами полярно отличаются, например, от терактов против монархических особ. Последствием современных анти-демократических терактов является концентрация власти в руках государств и их глав, которые, безусловно, представляют народ, но это представительство подкрепляется скорее монархической верой народа в "божественные" свойства первых лиц, чудесным образом спасающих страну от террора. Однако, чем больше власти накапливается "вверху", тем больше вероятность переноса направления террора "вверх".

Современная политика - в основном прямое следствие событий 1980-х годов. Рональд Рейган (сейчас, согласно опросам, один из самых уважаемых президентов США за всю историю), как известно, выиграл "холодную войну" и под консервативными знаменами провел непопулярные для многих американцев реформы. Это был опасный курс, но триумф Рейгана обеспечивался внятностью его политики, у американцев и у всего мира было не много иллюзий относительно "рейганомики". Рейган умудрялся шутить, даже когда его, раненого в результате покушения, везли на операцию. "Ребята, надеюсь, вы республиканцы?", - спросил "тефлоновый президент" врачей.

"Ребята, надеюсь, вы демократы?" - спрашивает сегодня Америка у других стран, уязвленная терактом 11 сентября и ища у них помощи. Но вопрос теперь не звучит как шутка, обращенная к специалистам, для которых существуют более высокие чем политические гуманистические идеалы. Он не оставляет выбора, не оставляет той самой Свободы, статуя которой является общепризнанным символом США. Что делать людям, которые, например, признают помимо демократии также аристократию, как "власть лучших"?

У истоков символа беды

Если искать истоки современного террора в его символике глобального страха, неопределенности и направленности против народа, можно прийти к символу советской аварии в Чернобыле (землетрясение в Спитаке дополняет картину). Такое событие, подобно теракту, в СССР не могли предусмотреть, не смогли и справиться с его последствиями. По своим психолого-политическим последствиям Чернобыль напоминал теракт, причем глобального масштаба, с него началась волна, изменившая политику. Но вместо конструктивного анализа и исправления ошибок СССР во главе с говоруном-демократом М.С.Горбачевым занялся "перестройкой" и выработкой нового мышления для всего мира точно так же, как после событий 11 сентября Дж.Буш занимается глобальной демократией, - методы правда разные. Чернобыльская волна не только подтолкнула к разрушению СССР, но и нарушила всю мировую систему "сдержек и противовесов". Через 15 лет она материализовалась в США, ибо 11 сентября по значению было сравнимо только с Чернобылем. Это продолжение символики безответственного отношения, отправной точкой которой явилась атомная АЭС - вершина технологической мысли XX века.

Демократия, преподносимая в качестве лучшей современной социально-политической технологии, подвергается тем же испытаниям, что и атомная энергия. Высокие демократические лозунги, выдаваемые за вершину мысли, безответственно провозглашаемые с высоких тронов и трибун, но не подкрепленные реальностью, оторванные от низов - главная питательная среда террора, именно такая "вертикаль" наиболее подвержена терроризму. Отсюда лучший совет политикам, желающим уберечь свои страны от террора, - не обещать своему народу и миру невозможного. Кстати, президент РФ и партия "Единая Россия" этот принцип, похоже, исповедуют, во всяком случае, та гора реформаторских законов, которая могла обрушиться на страну в нынешнем году, поубавилась, а оставшееся более-менее тщательно анализируется, прежде чем воплотиться в жизнь.

Многоликий символ

Террор порождает первобытный ужас, издеваясь над прогрессом, и, безусловно, способствует отступлению от некой прямой или хотя бы спиралеобразной предсказуемой дороги исторического развития, которой еще тешат себя люди. Современный всплеск терроризма свидетельствует о неспособности политиков и идеологов выработать адекватные символические формулы, соответствующие эпохе атома, интернета и генной инженерии, эпохе, где демократические принципы требуется распространять не только на избранных, но в равной степени на все человечество. Террор - это символ политико-идеологического бессилия как официальной власти, так и террористов.

Очевидно, что проблему не решить только силой, внутренними или международными антитеррористическими операциями, как не решить ее только рациональными методами - террористы смеются над голой рациональностью. Лондон, вроде бы, сверхрационально избранный столицей Олимпиады, своей трагической судьбой это доказал. Террор как символ побеждается символикой, находящейся на стыке рационального и иррационального, идеального и материального, возвышенного и земного. При этом на знамени движения, которое положит конец терроризму, вполне могут совмещаться символы различных религий, государств и идеологий. Возможно, на этом знамени появится принципиально новый символ.

Пока политико-идеологический вакуум заполняет, скорее, "гражданская религия", во главе с отцами-президентами и соответствующей символикой. Лихорадочная символически-компенсирующая скупка американцами национальных флагов после трагедии, возвеличивание символа-президента США, который во многом благодаря этой волне переизбран на следующий срок, синхронизируется с одновременным вознесением президента России. При этом имперский одноглавый орел с герба Соединенных Штатов растет не менее интенсивно, чем двуглавый орел с монархическими регалиями в России. Российская политическая символика в 2005 году в очередной раз сделала шаг к дореволюционным образцам: от изменения выходных праздничных дней до изменений в назначении губернаторов. Быть может, российский терроризм, если он не дай бог появится, будет напоминать дореволюционный - так же, как вроде бы неожиданно участившиеся крупные банковские ограбления.

Террор многозначен - для его понимания можно идти как от известного осознания разрушения государственной монополии на насилие, так и от психического состояния экстремистов, от выявления значения даты и места терактов и определения потенциала их продолжения, и т.д. Важно рассматривать все грани данного явления, не зацикливаясь на одном объяснении, - только так можно победить многоликий символ.