Раньше они жили вместе, но потом он выгнал ее из дома. Идти Светлане было некуда, и она стала бомжихой, обосновалась на железнодорожной станции Люберцы. Она живет здесь уже больше года. Ночует в станционном круглосуточном продуктовом магазине — ее пускают, потому что жалеют, — а днем собирает пустые бутылки. С утра до вечера шныряет среди пассажиров и ждет, когда кто-нибудь допьет свое пиво. Потом хватает освободившуюся тару и тащит в укромное место. Промышляет бутылками она не ради себя. А ради него. Если бы Света была настоящей женщиной, то вряд ли бы стала помогать ему. Но она всего лишь сука.
— Вы не видели тут рыжую собаку? — спрашиваю смуглую женщину, торгующую на платформе беляшами.
— Какую еще собаку? — хмуро откликается она.
— Ее Светой зовут...
— А-а, Светка-то! — лицо продавщицы проясняется. — Здесь где-то носится со своими бутылками! Она у нас умница, красавица — не то что эта пакость (кивает на серого, грязного кабысдоха, развалившегося на платформе). Шустрая, целый день бегает, бутылки выискивает. А хозяин ее, алкаш, он здесь же, в Люберцах живет, приходит потом, забирает их. Нет бы домой собаку взял, покормил — только пользуется ее трудами! Да вы погодите чуток — сейчас прибежит!
И точно, минут через двадцать она появляется — ярко–рыжая, с деловым озабоченным выражением лица... простите, морды. Но эта морда больше похожа на лицо, чем некоторые человечьи физиономии...
Треплю Свету по рыжей холке — она внимательно смотрит мне в глаза и что есть мочи хлещет себя по ляжкам хвостом. Достаю из сумки припасенную бутылку, ставлю на землю — собака делает стойку, словно на дичь, и уже терпит мои ласки только из вежливости. Едва я отпускаю руку, она хватает бутылку в зубы и мчится прочь.
На станции Свету знают все. Любят и кормят тоже все — потому что она добрая и ласковая. Света встречает и провожает поезда, иногда хватает зубами пассажиров, пьющих пиво, за ноги — чтобы побыстрее делали свое дело и освобождали тару.
— Один раз она начала складывать свои бутылки здесь, рядом со мной, — рассказывает женщина, стоящая в подземном переходе возле развешанных на стене платьев и кофточек. — А я случайно толкнула их, они покатились, так Света как зарычит! Думала, сейчас набросится! Теперь она относит их за платформу, подальше от толпы.
— А другие собиратели бутылок не отнимают у нее? — спрашиваю я.
— Нет, все же Светку знают, разве можно ее обижать!
Интеллигентного вида мужчина, продающий на выходе из перехода фломастеры, сетует:
— Вот все ее гладят, ласкают, а как пришло ей время щениться, так оказалось — негде. Она тыкалась в магазины, палатки, но никто не пустил. Света родила под платформой и всех своих щенков тут же задушила. Наверное, не хотела, чтоб и у них была такая же собачья жизнь...
Однако для себя она другой жизни не ищет. Станционные завсегдатаи рассказывают, что недавно одна женщина из Черустей захотела забрать Свету домой. Взяла ее на поводок, села с ней на электричку и уехала. Почти за сто километров. Так на другой день Светлана вернулась — приехала на поезде, без несостоявшейся новой хозяйки. И снова стала собирать бутылки. Потому что они нужны ее хозяину — пусть плохому. Ведь, по мнению псины, хозяев, как родителей, не выбирают. Собирать бутылки — ее обязанность. А свои обязанности Света не может не выполнять. Потому что она не человек, а собака.
