В ночь с 28 на 29 апреля умер Александр Бовин. Завтра газеты напишут о том, что скончался "корифей российской журналистики", или "бывший Чрезвычайный и полномочный посол СССР и Российской Федерации в Израиле", или "бывший спичрайтер Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева". Но о том, кем был Александр Бовин, лучше всего говорят слова, сказанные и написанные им за неполные семьдесят пять лет жизни.
Александр Бовин родился 74 года назад - 9 августа 1930 года в Ленинграде. До 1936 года его семья жила в Детском Селе (так в 1918-1937 годах называлось Царское Село). "Мы снимали квартиру у бывшей фрейлины двора Его Императорского Величества. Помню, что она тайно на Новый год наряжала елку", - рассказал он в одном из интервью. Бовин не раз признавался, что в детстве мечтал стать дипломатом: "После школы приехал в Москву и приперся не куда-нибудь, а сразу в дипломатическую академию. Учиться на дипломата. Вахтер, правда, сказал: "Рано тебе сюда, сынок. Закончишь институт, тогда приходи". Так и сложилось".
Однако сложилось так не сразу. После школы Александр поступил на юридический факультет Ростовского Государственного Университета, который и окончил в 1953 году. В последующие десять лет его карьера ничем не отличалась от служебного пути тысяч советских служащих, хотя и оказалась несколько стремительной. Сначала он работал народным судьей города Хадыженска Краснодарского края. Но уже 1954 году Бовин стал пиарщиком - то есть заведующим отдела пропаганды и агитации Нефтегорского райкома. А еще через год - заместителем директора Хадыженского леспромхоза.
При этом в 1959 году Александр Бовин начала заниматься вещами, далекими от лесного хозяйства. Прослужив четыре года научным консультантом редакции философии в журнале "Коммунист", он оказался в 1963 году сотрудником группы консультантов отдела ЦК КПСС - проще говоря, одним из ведущих политтехнологов СССР.
В обязанности Алескандра Бовина входило, в частности, составление речей для Генерального Секретаря ЦК. По этой причине он неоднократно встречался с Брежневым. Когда через много лет его попросили вспомнить, каким был генсек, он описал потрясающую картину: "Представьте себе XIX век, желательно его середину. Где-нибудь в Тверской губернии на высоком холме, подальше от покосившихся избенок стоит господский особняк. Внизу крестьяне жнут и сеют, а вокруг дома конюшни, псарня, девки молодые, ядреные и покладистые. Утром - псовая охота, днем - утомительный доклад управляющего, зато вечером у парадного крыльца хлебосольный барин встречает соседей. Потому что любит и веселое застолье, и милых сердцу друзей. И зовут барина Леонид Ильич Брежнев. Он просто родился на сто лет позже, а вместо именьица в Тверской губернии ему досталась вся страна". При этом работа брежневского спичрайтера обладала своей неповторимой спецификой:
"Однажды, - рассказал Бовин, - к какому-то съезду КПСС, мы попробовали осторожненько начать реабилитацию ближайших сподвижников Ленина: Троцкого, Бухарина, Зиновьева, Каменева. И вставили в доклад Генерального аккуратную фразу, что, мол, большая роль в октябрьском перевороте принадлежит следующим товарищам... и дальше пофамильно, с инициалами вышеперечисленные. Вызывает. Сидит хмурый, явно расстроенный. Теребит в руках бумагу.
- Вот, читайте. Хотя нет, постойте.
Берет ножницы, внезапно вырезает из листа какой-то абзац и сует бумагу нам. Читаем. Текст приблизительно такой: "Как только посмели эти негодяи даже подумать о реабилитации заклятых врагов партии и советского государства. Таких ревизионистов не только нужно немедленно гнать из ЦК, но и вообще из партии". И подписи важных официальных академиков.
- Доигрались, - говорит Леонид Ильич, - скоро вас реабилитировать придется, а вы туда же... Троцкого".
Как следует из вышеописанного, в аппарате ЦК Александр Бовин считался носителем опасных и слишком либеральных взглядов. Это ему не мешало до самого конца оттепели. Однако с началом эпохи застоя политика партии изменилась, и Бовина отправили в "почетное изгнание" в политический отдел газеты "Известия". К принятию такого решения руководителей аппарата подтолкнуло, в частности, его несогласие с чехословацкими событиями 1968 года.
Поиск своего места в журналистике не составил для Бовина особого труда. Вскоре на экраны начала выходить телепрограмма "Международная панорама", которая подарила тысячам зрителей совершенно новый телевизионный формат. В отличие от своих предшественников - советских международных комментаторов с железными взглядами - Бовин вел со зрителем доверительный и неформальный разговор, чем сразу же заслужил симпатии даже тех советских людей, кто до этого был к международному положению совершенно безразличен. Именно "Международной панораме" Бовин обязан своей известностью среди, как говорили раньше, "широких масс населения".
Известностью, которая прожила гораздо дольше, чем сама "Международная панорама". Один из московских журналистов наблюдал как-то следующую сцену:
"Бомж брезгливо копался в мусорном баке. Бак стоял возле дома, который когда-то был цековским, то есть особым, и в лучшие его годы бомж неплохо бы поживился на властном мусоре. Щербатый рот бомжа внезапно расплылся в радостной улыбке.
- Здорово, Боровик! - заорал он моему соседу но скамейке, жильцу этого дома.
- Вы ошибаетесь, любезный. Я не Боровик, я - Бовин.
- Так похож-то как! Ну, вылитый Боровик. Такой же крепенький и толстый. А то, что Бовин, так кто же тебя не знает".
К "большому повороту" конца восьмидесятых - начала девяностых годов Бовин пришел уже очень известным человеком и вскоре стал одним из символов либерального движения. На пресс-конференции, организованной членами ГКЧП, Бовин с неповторимой саркастической интонацией спросил у одного из них - Василия Стародубцева: "Ну а вы-то как в этой компании очутились?". По воспоминаниям очевидцев, находившийся до этого момента в состоянии сильного напряжения зал покатился со смеху. Впрочем, как и миллионы телезрителей, забывших в этот момент о своем страхе.
Когда в октябре 1991 года состоялся первый за 34 года визит советского министра иностранных дел в Израиль, Бовин, вместе с другими международными журналистами, освещал это событие. В частности, за отсутствием в этой стране посла СССР (Советский Союз прервал дипломатические отношения с Израилем после войны 1967 года), корреспонденты первыми встречали главу советского МИДа у гостиницы. Посмотрев вокруг и заметив Бовина, министр Борис Панкин вдруг произнес: "А вот и посол". Так Александр Бовин, который через некоторое время получил из МИДа официальное приглашение на этот пост, стал последним послом СССР в Израиле.
А в 1991 году СССР прекратил свое существование, и Бовин превратился в первого в истории посла РФ в еврейском государстве. Вот что он рассказал о церемонии вручения верительных грамот, состоявшейся еще до подписания Беловежских соглашений: "Пошили, наконец, посольский мундир: с галунами шикарными, маршальскими звездами. Примерил - ну точно швейцар из пятизвездочной гостиницы. И вот 23 декабря 1991 года в этом одеянии я успел вручить президенту Израиля верительные грамоты. Для любого посла такой день - радостный праздник. А для меня - со слезами на глазах. Я же солдат империи. Поднимают флаг СССР, и я знаю, что вижу его в последний раз. Играют гимн СССР, и я знаю, что слышу его в последний раз".
Бовин легко приспособился к новой работе: "Будучи журналистом, я работал с информацией, которая идет со всего света. Был, так сказать, универсалом. Будучи послом, я деградировал. Мой угол зрения сузился: Израиль плюс Ближний и Средний Восток. Тут надо было разбираться в деталях". Именно Бовину удалось сформулировать идею российско-израильского стратегического партнерства, которая с переменным успехом используется российскими дипломатами до сих пор. Он работал при четырех израильских премьер-министрах: Шамире, Рабине, Пересе и Нетаниягу. После победы Биньямина Нетаниягу на выборах 1996 года Бовин написал "Биби" приватное письмо, в котором эзоповым языком (так, чтобы это не выглядело вмешательством во внутренние дела суверенного государства) рассказал, как, на его взгляд, лучше обустроить Израиль.
Даже после своего выхода на пенсию Бовин оставался одним из ведущих российских экспертов по ближневосточным вопросам. Всем известна история его беседы с председателем Совета Федерации Сергеем Мироновым, который весной 2002 года получил предложение встретиться с Ясиром Арафатом. Видный российский чиновник обдумывал приглашение и пришел к Бовину посоветоваться, беспокоясь о возможной международной реакции. Именно Бовин посоветовал Миронову никуда не ездить, после чего председатель СФ действительно от встречи с Арафатом отказался. "Держитесь подальше от Израиля. Все равно ничего сделать не сможете", - сказал тогда Александр Бовин.
Свои воспоминания о шести годах пребывания в Израиле Александр Бовин превратил в книгу "5 лет среди евреев и МИДовцев, или Израиль из окна российского посольства", которая была опубликована в 2000 году и сразу же стала бестселлером. В ней он поделился не только своими взглядами на проблемы ближневосточной политики, но и множеством сочных историй об израильской жизни:
"Как-то раз сижу в кафе, пью кофе, и вдруг вокруг поднимается суета: приезжают полицейские, военные, начинают освобождать дорогу от машин, эвакуировать людей и тому подобное. Ко мне подходит офицер и говорит: покиньте кафе. В чем дело, спрашиваю? Оказывается, прошел слух, что, якобы, там заложена бомба. Причем что интересно: он говорит на иврите, которого я не знаю, я ему отвечаю на русском языке, которого он не знает, но мы оба отлично понимаем друг друга. Видимо, в экстремальных ситуациях восприимчивость обостряется. И тут я ему начинаю объяснять, что поскольку я - гражданин России, посол, то бомба ко мне отношения не имеет, и выходить я не буду. Офицер хватается за рацию, связывается с каким-то своим начальством и объясняет им, что здесь посол, который не хочет уходить... Ну, в общем, потом выяснилось, что никакой бомбы не было, они все уехали, а я остался и думаю: что за ребячество нашло на меня? Не говоря уже о том, что если бы я пострадал от взрыва, этому офицеру досталось бы - не уберег, дескать... Конечно, надо было спокойно уйти".
Уезжая из Израиля в связи с выходом на пенсию в 1997 году, Бовин в своей прощальной речи пожелал живущим в Израиле выходцам из России, "чтобы на исторической родине они, наконец, почувствовали себя как дома, чтобы "доисторическую" помнили без этого эпитета, и чтобы дети и внуки их не забывали русский язык", а коренным израильтянам - "чтобы держались". В шутку или всерьез он говорил тогда, что был бы не прочь отправиться послом в Исландию, "где мягкий климат и нет никакого мирного процесса". Однако вместо этого вернулся в газету "Известия" на должность политического обозревателя.
Откуда Бовин ушел в октябре 2000 года, опубликовав при этом открытое письмо с объяснением причин своего увольнения: "Известиями" руководят люди, которые энергично перемещают газету из сферы культуры в сферу коммерции… Понимаю, что такие перемены отражают "дух времени"… Поэтому приходится уходить… Я не могу принять тот стиль отношений, который ныне господствует в газете… Стиль, лишенный человеческого измерения… Когда-то нынешний главный редактор М. М. Кожокин так сформулировал свое кредо: "Нужно бегать. И самое главное - нужно успевать думать на ходу". Пусть бегает. Мне же хочется остаться самим собой. И все-таки думать. Не на бегу. Поэтому, повторяю, я ухожу".
Кроме "Известий", Бовин работал на телеканале "ТВ-Центр", где вел "Разговор по существу", и на "Радио России", где раз в неделю выходила его программа "Мир за неделю", публиковался в журнале "Итоги" и заведовал кафедрой журналистики РГГУ. Кроме первой книги, были также опубликованы его "Записки ненастоящего посла" и "XX век как жизнь".
Как рассказала супруга Александра Бовина, в последнее время он сильно болел. А 28 апреля упал прямо на улице, но сказал: "Ничего, отлежусь". Однако ночью, когда жена зашла к нему в комнату, он был уже мертв.
Около года назад Бовин произнес на одной из встреч с поклонниками: "Иногда я кажусь себе мамонтом. Вокруг бодро скачут всякие лошади, а мамонт стоит и совершенно не понимает, что ему делать среди этих лошадей из другого мезозоя".
На самом деле, этот "другой мезозой" несет на себе немало следов, оставленных Александром Бовиным. .
