(Из выступления Уполномоченного Верховной Рады по правам человека Н. Карпачевой на представлении в Верховной Раде Украины ежегодного доклада о состоянии соблюдения и защиты прав и свобод человека в Украине. 18 апреля 2003 года, г. Киев)

В зале судебного заседания местного суда Дзержинского района Татьяна Павловна Смирнова (фамилия изменена по ее просьбе) стояла, крепко вцепившись в прутья железной клетки, ее еще называют «обезьянником», словно удерживая таким образом уплывающую из-под ног почву.

Невысокого роста, интеллигентного вида немолодая женщина со следами былой ухоженности. Казалось, она не совсем отдает себе отчет в том, что с ней происходит. Было видно, как мучительно пытается сконцентрироваться на нужной ей мысли и как трудно это удается. Мысль неудержимо скачет. Признавалась:

— После перенесенного стресса во время задержания и пребывания в СИЗО мне трудно оценивать события, вспоминать детали. Плохо со здоровьем. Страдаю гипертонией. Совсем недавно хотели положить в областную больницу, подозревая микроинсульт.

И совсем неожиданно, обращаясь к суду:

— Можно мне задать вопрос? У меня есть ходатайство. Как мне узнать, где моя дочь? Оставаться ей в нашей квартире небезопасно. Я не знаю, что с ней, и это мучит меня.

Ее речь производит странное впечатление. Иной раз кажется, человек не в себе.

Судья Дина Анатольевна Лосева терпеливо, корректно пытается вернуть гражданку Смирнову в «лоно» судебного процесса. Задает ей вопрос по существу: подделывала ли удостоверение «Ветеран труда», вклеивала ли в чужой документ свою фотографию?

— Да, — сразу признается Татьяна Павловна. — После смерти моей свекрови Ульяны Яковлевны осталось ее удостоверение. Я вклеила в него свою фотографию, где мне тридцать лет. Но у меня не было умысла его использовать. Да оно и непригодно для этого. Потрепанное, побывавшее в пожаре (горел дом), с оторванным краем, с фотографией молодой женщины.

Суд просит Смирнову дать свободные показания о событиях 3 июля 2002 года, рассказать, что с ней произошло. И вот как звучал ее рассказ:

— На станции метро «Научная» 3 июля в 21 час 40 минут я подошла к контролеру. Открыла кошелек, чтобы достать мелочь, хотела попросить контролера пропустить меня. Чтобы найти деньги, я достала удостоверение «Ветеран труда» в целлофановом кулечке и держала его в левой руке. Увидев удостоверение, контролер выдернула его. Раскрыв, сказала: «Оно у вас подделанное». И пошла с ним к работнику милиции. Меня пригласили в комнатку, где милиционер в присутствии понятых изъял удостоверение и предложил признаться в содеянном, пообещав отпустить.

Позже по факту подделки удостоверения «Ветеран труда» следователем Дзержинского райотдела милиции А. Овчаренко было возбуждено уголовное дело в отношении Татьяны Павловны. Ей было предъявлено обвинение в подделке и использовании подделанного документа. Но виновной себя в его использовании она не признала, настаивая, что не предъявляла его контролеру.

Суд не поверил, и я, признаться, тоже, что Смирнова вклеила свою фотографию в удостоверение просто так, на память, как она сказала. Но суд, как мне показалось, недостаточно полно исследовал, был ли в таком виде документ готов к использованию, а это существенно.

Во время перерыва в судебном заседании я слышала, как адвокат И. Мартовицкая (она познакомилась со Смирновой только в суде. Была назначена судом для ее защиты, у Смирновой для этого не было средств), убеждала Татьяну Павловну:

— Вы вклеили в чужое удостоверение свою фотографию, это законченный состав преступления, и вам лучше признать себя виновной. В случае признания вины и раскаяния можно рассчитывать на снисхождение суда.

Но Татьяна Павловна, похоже, не спешила с признанием. В моем присутствии она сказала: «Не предъявляла я удостоверение, честное слово, не предъявляла». Порой она вела себя, как ребенок, загнанный в угол. А ей уже 58 лет. Три года на пенсии. Физик по профессии, работала в престижных вузах, научно-проектных институтах.

Как «дошла» до жизни такой — только она сама знает. Бедность ли толкнула? Бедность и достоинство, как правило, несовместимы. Бедность исподволь разрушает личность. Борьба за самовыживание подчас толкает на унизительные поступки. И голос совести все тише звучит. Человек вообще по своей природе не идеален. И редкая личность проживает жизнь, не спотыкаясь, не совершая того, за что приходится краснеть.

Может, и решила сэкономить Татьяна Павловна в тот поздний вечер на бесплатном проезде в метро. Как говорится, черт попутал.

Если бы знала, в какой попадет переплет… Уголовное дело, допросы следователя, предъявление обвинения — все как в мрачном калейдоскопе. Но самым страшным был день, когда к ней в квартиру, вышибив дверь, ворвались работники милиции.

Что они из милиции, она узнает позже. А тогда, как рассказала ее 20-летняя дочь Зоя, они вообще ничего не могли понять. В цивильной одежде три молодца с мощными шеями схватили маму грубо за руки, куда-то тащили, ругаясь. Зоя пыталась им помешать, но ее припугнули, дескать, могут и руку сломать. Требовали какие-то документы, увозили маму на обычной машине. «Куда вы ее везете?» — кричала Зоя. «На окружную дорогу», — ответил один из них.

Трудно сказать, все ли в ее рассказе правда. Но многое похоже на правду. Это подтвердила и ее мать.

Дочери действительно не сказали, куда везут мать. В тот вечер Зоя звонила дежурному в городской отдел милиции, на следующий день — в МВД, дежурному по Украине. Наконец-то узнала: маму увезли в Дзержинский РОВД, а оттуда отправили в СИЗО.

Рассказывала Татьяна Павловна: она сходила с ума, казалось, видит страшный сон. В тюрьме. Господи! Да что же с ней происходит?

А происходило вот что. Работники Дзержинского РОВД «блестяще» выполнили операцию, доставив в тот вечер в райотдел объявленную в розыск Татьяну Павловну, пенсионерку, которая вздумала шутить с законом.

Вся эта драма-трагедия разыгралась из-за того, что Смирнова не являлась в Дзержинский суд по повесткам, которые ей направляли. Ее даже приводом не удалось доставить. В деле был адрес ее частного дома, в котором она давно не жила из-за его непригодности, а жила Татьяна Павловна у своей дочери по другому адресу.

Скрывалась ли она таким образом от суда? Говорит, что это недоразумение. Следователь знал: она не живет в частном доме. И к нему она всегда пунктуально являлась по вызову. О повестках из суда ничего не знала.

В судебном заседании часто звучало слово «преступление», назывались две статьи Уголовного кодекса — подделка документа и его использование.

Но не давала покоя мысль: почему принцип неотвратимости наказания неумолимо работает в отношении нищих, обездоленных граждан? Почему именно их судят по всей строгости закона?

Судья Лосева говорила мне: такие дела я рассматриваю очень быстро. И, как правило, ограничиваюсь применением условного наказания. Понимаю, речь идет о неимущих гражданах. Но Смирнова в суд не являлась. Вот и пришлось пойти на крайнюю меру.

Крайняя мера — бросить ее в тюрьму. Только адекватно ли это? Возникает вопрос: почему судья не пожелала перед отправкой Смирновой в следственный изолятор побеседовать с ней? Может, увидев перед собой немолодую, больную женщину, не решилась бы на крайнюю меру.

Больше месяца ожидала Смирнова в тюрьме судебного разбирательства. Судебная власть демонстрировала свою силу, свою беспощадность, свою решимость.

Если бы эта власть с такой же непримиримостью и верностью Закону действовала всегда — как в отношении правителей, разграбивших народное добро, так и несчастных граждан, кого нередко крайняя нужда толкает, увы, на преступление.

Кто ответил за отобранные вклады у граждан, чей грех был только в том, что они верили своему государству?

Никто!

Много лет я изучаю судебную практику, но, признаться, не довелось встретиться с подобной жестокостью в суде.

Лосева до конца «держала марку». И когда адвокат попросила суд изменить меру пресечения, мотивировав это тем, что Смирнова положительно характеризуется, что она больна и совершила нетяжкое преступление, да и сама Смирнова, ссылаясь на свое нездоровье, попросила о том же, судья не дрогнула. Суд отказал в ходатайстве. И непримиримую позицию в отношении несчастной женщины заняла прокурор М. Перехода. В мини-юбке, казавшаяся девчушкой, с кокетливой ленточкой в прическе (подобает ли прокурору, которому больше к лицу мундир, в таком виде являться в суд?), М. Перехода была непреклонна, настаивала: преждевременно изменять меру пресечения. Она считала необходимым вызвать в суд свидетелей: контролера, работника милиции, понятых.

Честно говоря, я своим глазам и ушам не верила. Знаю дела, которые рассматриваются по 6 — 8 лет. Судебная волокита — дело в нашей жизни привычное. А тут, как говорится, беспощадным судебным катком проехали.

Так и напрашиваются аналогии. 15 июля 2002 года (вот такое совпадение во времени) некто О. Калдин, владелец иномарки «Дайхатсу», грубо нарушив правила дорожного движения, пересек сплошную линию, выехал на встречную полосу и допустил столкновение со встречным автомобилем ВАЗ-2109, в котором за рулем был А. Радченко. В результате ДТП смертельно раненный Радченко скончался. У него осталось двое несовершеннолетних детей. Родные А. Радченко влезли в долги, чтобы его похоронить. И по сей день Калдин не возместил семье и гривни материального и морального вреда. Во время следствия потерпевшая Радченко неоднократно заявляла следователю ходатайство и направляла жалобу в прокуратуру области с просьбой взять Калдина под стражу. Но Калдин оставался на свободе, хотя статья Уголовного кодекса предусматривает, в случае доказательства его вины, до 8 лет лишения свободы. С апреля этого года дело слушалось в местном суде Харьковского района. Случалось, Калдин и его адвокат не являлись в судебное заседание и слушание дела переносилось. А это отнимало последние силы у несчастной женщины. Но ее ходатайство, заявленное в суде, взять Калдина под стражу, оставалось без удовлетворения. И все это было на руку Калдину, который, похоже, ожидал амнистии. Об этом деле мы еще расскажем. Но в чем же причины подобной избирательности? Почему владелец иномарки, лишивший жизни человека, может рассчитывать на более гуманное отношение, чем бедная пенсионерка?

Всегда найдется тому объяснение. Но недавно в суды поступило письмо от руководства Харьковского СИЗО. В нем содержалась просьба: более взвешенно подходить к избранию «запобіжних заходів» в виде взятия под стражу, так как на 1 марта 2003 года в Харьковском следственном изоляторе при норме 3527 мест содержался 4101 человек. В нечеловеческих условиях, унижающих достоинство, находятся люди в ожидании приговора. «Переполненность следственных изоляторов в значительной степени, — отмечала в докладе Н. Карпачева, — является следствием нерационального избрания… судьями меры пресечения в виде взятия под стражу». Это наш случай.

— Я думаю, не стоило пожилую женщину держать в СИЗО, — соглашался со мной работник Дзержинского РОВД Валерий Селезнев, — но мы исполняли постановление Дзержинского суда.

Как исполняли, мы уже рассказывали.

Надо сказать, работники СИЗО были снисходительны к Смирновой. Ее поместили в медсанчасть, хотя последние сутки перед вынесением приговора ей пришлось провести в общей камере, так как в медсанчасть привезли еще более больных заключенных.

Свидетели так и не пришли в судебное заседание. Суд признал Татьяну Павловну виновной в подделке документа, но применил статью 45 Уголовного кодекса Украины, которая предусматривает освобождение от уголовной ответственности в случае, в частности, если человек пожилого возраста совершил нетяжелое преступление.

Думается, если бы судья встретилась со Смирновой до ее отправки в следственный изолятор, побеседовала с ней, она бы не пошла на крайнюю меру, не держала бы почти сорок дней в заточении пожилую женщину, что отняло у нее так много сил и здоровья.

Так и хочется воскликнуть: «Финита ля комедия». Но это было бы еще одним проявлением безжалостности к Смирновой. Какая уж тут комедия! Трагедия, оставившая в сердце глубокий след.