Положение беженцев — тех, кто уехал от войны за рубеж, и временно перемещенных лиц, которые предпочли не покидать страну, практически не различается: и те и другие вынуждены искать жилье, временную работу, а также решать массу повседневных вопросов, связанных с неустойчивым социальным положением. На Украине переселенцы получают определенную помощь от государства и волонтеров, однако в то же время нередко сталкиваются с негативным отношением местного населения и отказами в сдаче жилья. «Лента.ру» поговорила с вынужденными переселенцами из Луганска, оставшимися на Украине, о том, как можно найти дом в стране, где идет война.

Анастасия Горова

Я уехала из Луганска с семьей в начале июня. Уехала, потому что у нас в городе стало совсем неспокойно. У меня маленький ребенок и, конечно, хотелось обезопасить свою семью. Как раз, когда мы уехали, там начались боевые действия — перестрелки и тому подобное. Плюс ко всему, я отношусь еще к проукраинским активистам Луганска, а это люди, которые подвержены еще большей опасности, чем остальные граждане. У нас уже были случаи, например в мае, когда наших активистов похищали. Либо нечаянно где-то встретив, их похищали ЛНРовцы, скажем так, либо какие-то группировки, либо адресно приходили прямо к активистам домой и забирали их. Поэтому проукраинским активистам было еще опасней находиться в городе, и многие из них выезжали.

Свой переезд мы организовали сами. За все это время ни разу не обращались ни к каким организациям, поскольку вся серьезность ситуации была мне понятна с самого начала. Знаете, мне кажется, что очень много людей у нас в Луганске, Донецке, в областях, они недооценивали опасность, не думали, что все будет настолько серьезно. Я, в принципе, все это предполагала и очень хорошо спланировала переезд своей семьи – у нас были сбережения, которые мы забрали с собой и так далее. Это было достаточно безболезненно, мы нормально устроились, сами снимаем квартиру, работаем и не нуждаемся пока что, слава богу, в том, чтобы обращаться в госучреждения или какие-то организации, которые могли бы помочь. Очень много людей, которым такая помощь действительно нужна.

Сейчас мы живем в Львовской области. Здесь конечно, гораздо дешевле жить, чем во Львове, это намного экономней. У нас здесь родственники, и нам здесь удобнее было найти жилье. И то, даже здесь мы нашли его с трудом. Скажем так – нам очень повезло. Реальные случаи, что во многих городах Украины людям с Донбасса очень сложно найти жилье. Потому, что каким-то образом с помощью интернета, всяких медиа был очень испорчен имидж людей с Донбасса – они выставляются хамами, грубиянами, мошенниками. И люди во многих городах не хотят даже сдавать им жилье. Это на самом деле большая проблема.

Основные причины того, что люди остаются в зоне военных действий это, во-первых, тот факт, что у некоторых людей там престарелые родители или инвалиды в семьях, которых дорого или даже невозможно транспортировать. Это очень большая проблема, которую часто недооценивают. В Луганске сейчас очень много больных людей, для которых даже нет медикаментов, потому что их перестали завозить. Очень много людей старшего возраста, которые даже если не больны, им сложно покидать свои дома, сложно срываться, ехать куда-то в другое место. Еще один момент – они дорожат своим хозяйством. У нас очень много людей, что греха таить, бедных – Донбасс не очень богатый регион. Ну, то есть, у нас есть бедные и очень богатые. У людей есть только квартиры, дома и они, вроде как, остаются их охранять. Но как они собираются их охранять, если к ним придут люди с автоматами? Просто их могут либо выставить, либо в их дом может попасть снаряд. Они же его никак не защитят. Третий момент – у людей совсем нет денег, чтобы выехать или некуда ехать. Но это тоже решаемые вопросы. Если человеку очень надо – он все возможное для этого сделает. Четвертый момент, что сейчас стало очень трудно оттуда уехать. Все зеленые коридоры связаны с риском, то есть неизвестно, выйдешь ты оттуда живым или нет. Еще момент – люди очень дорожат своей работой, а на некоторых предприятиях, когда люди просят дать им отпуск, чтобы уехать, их ставят перед выбором: либо ты остаешься и работаешь без отпуска, либо мы тебя увольняем. Люди, конечно, держатся за работу. Как правило, люди постарше. Молодым, мне кажется, чисто психологически легче уехать на какое-то время из города. Это основные причины.

Я наполовину русская, у меня отец в Подмосковье живет, и пол-родни в Подмосковье живет, то есть в принципе, я бы могла уехать туда. Но я не уехала, потому что у меня работа здесь в Украине – это практическая сторона. Но есть еще и идеологическая сторона. Вы уж извините, но Россия еще тот агрессор, и я считаю, что именно российские власти отчасти… даже по большей части виноваты в том, что сейчас происходит на Донбассе. Поэтому чисто из идеологических причин я бы не могла туда поехать. Но, на самом деле, есть много людей, у которых нет в Украине родственников – только в России. Например, моя двоюродная тетя, у нее никого нету в Украине, и не к кому было бы ехать нормально жить в Украину, поэтому она уехала в Россию. Но, тем не менее, она проукраински настроенный человек. То, что она уехала в Россию, не значит, что она хочет, чтобы Донбасс стал частью России или что-то еще в этом роде.

Мы получаем мало правдивых сведений о том, что происходит в Донбассе. К сожалению, что российские, что украинские СМИ искривляют информацию. Но я все же больше склоняюсь к тому, что с Российской Федерации на территорию Донбасса каждый день провозится очень много техники и вооруженных людей, то есть живой силы (власти Украины неоднократно обвиняли Россию в поставках оружия и техники ополченцам, а также в непосредственном участии в конфликте российских войск, которые, по утверждению Совбеза Украины, находятся, в частности, в Новоазовске Донецкой области; российские власти эти обвинения отвергают, заявляя, что военное вмешательство исключено

Другое дело в том, что много людей в Луганске в это не верят, понимаете. Они не верят в то, что Россия вообще причастна к тому, что происходит. Грубо говоря, пока они не увидят «кадыровцев» в своем дворе или не увидят, как — они их называют — ополченцы завезут «Град» в их двор и начнут обстреливать город, они не поверят в это. Я больше склоняюсь к тому, что Луганск обстреливают именно террористы. Почему? Потому что они постоянно говорят о диверсионных группах украинских, но если логически поразмыслить, во-первых, как бы они туда проникали эти диверсионные группы украинских военных? Было что-то насчет штолен, то есть что они чуть ли не из киевского метро через штольни попадают в Луганск. Ну, знаете, это как бы бред. Плюс, это так называемое правительство ЛНР еще в начале июля объявило, что они охотятся на эти диверсионные группы, чтобы обеспечить порядок в городе. Но они охотятся, а обстрелы города все равно продолжаются.

Плюс ко всему, десятки людей пропадают каждый день в Луганске, их просто похищают. Просто человек идет по улице, его забирают. У меня так две недели назад пропал свекр и до сих пор, насколько нам известно, не вернулся. Его подозревают в диверсионной деятельности, под таким предлогом его забрали. Что он там им делает – окопы роет или еще что-то – мы не знаем. Вернулся он или нет, мы тоже не знаем, потому что связи с Луганском нет уже много времени подряд вообще. Это еще одна причина, почему сложно говорить о том, что там происходит.

Анастасия Медяник

Мы выехали из Луганска 16 июня, я помню этот день. 17-го уже были в Киеве. Выехали в связи с тем, что там начались боевые действия, стрельба, стало очень опасно там находиться, и мы боялись. Мы переехали в столицу, в Киев, потому что тут больше возможностей – мы люди творческие. Несмотря на то, что у нас есть знакомые среди волонтеров, мы выезжали сами, так как и раньше бывали в Киеве. Поэтому выехали сами, за свои сбережения.

Проблемы, конечно, были. Мы приехали, вообще не зная, где мы будем жить. Нам главное было выбраться из Луганска, потому что там действительно было очень опасно, вся эта атмосфера очень напрягала: все эти графики по городу, русский мир и так далее. Очень негативно я к этому отношусь. Было не то, что физически как-то страшно, а психологически было тяжело. Когда приехали сюда, случайно встретили знакомого, который помог нам бесплатно поселиться в одном отеле. А с работой — мы долгое время искали, что-то пытались найти, и вот все-таки у меня получилось подыскать себе что-то и сейчас я работаю, а муж пока еще ищет.

Моя мама осталась в Луганской области, в городе, где уже не идут боевые действия, он освобожден уже. То есть моя мама в спокойном городе, а вот родители мужа остались жить в селе, которое находится у Луганского аэропорта и там сейчас очень опасно – ни связи, ни света. Мы очень сильно переживаем, потому что там стреляют. Они, вообще, фермеры. У них поля, которые они обрабатывают, которые они засеяли, и просто они не захотели выехать, потому что на этой земле жили и их родители. Такая тенденция, что в основном уезжает молодежь, а многие пожилые остаются на своих местах.

Ну, может, они сначала и хотели выехать, но когда собрались, уже не было возможности. Сейчас мы не знаем, как с ними связаться вообще. Есть группка ВКонтакте, где можно почитать какие-то маленькие новости про это все, но информация не очень достоверная, обрывочная. В общем, нам очень страшно, мы очень сильно боимся за родителей.

Мой муж был очень оптимистично настроен, насчет того, когда мы сможем вернуться домой. Он собирался на 24-е число, на День независимости украинской вернуться уже в родное село под Луганск и вывесить флаг – он всегда на национальные праздники вывешивал флаг в доме. Мы думали, что может быть уже и получится это сделать в ближайшее время. Но вот, происходит что-то непонятное, какие-то непонятные переговоры ведутся и вообще… совсем непонятное для нас. Мы думаем, что и осень нам надо будет находиться здесь. Очень надеемся, что хотя бы к зиме нам получится вернуться. Очень-очень надеемся.

Александр Уваров

В нашей семье переезд происходил не в один этап, а в несколько. Жена с ребенком выезжала в первых днях – буквально второго – июня. Дело в том, что у нас ребенок наблюдается и лечится в киевской клинике, уже давно – с 2011 года, и мы периодически должны тут наблюдаться. То есть выезжали они, жена с ребенком, в эту клинику в Киев, но с тем условием, что временно возвращаться не будут. Потому что в конце мая у нас уже были конкретные обстрелы. Сепаратисты брали одну из организаций погранцов, которая находится за домами, где живет моя теща. Там был конкретный обстрел, обстрел был в обратную сторону, сепаратисты залезли в эти дома, начали с крыш отстреливаться в погранцов. То есть, это была уже полноценная, порядка трех дней, война. Конец мая. В этот момент я тещу забрал к себе, а потом, в конце июня, во избежание вот этого всего я их отправил в Киев. Купили билеты, посадил их на поезд, и они уехали. Я оставался в Луганске.

Следующим этапом – в конце июня выезжали уже мои тесть и теща. У них была такая возможность в плане работы – теща педагог в школе, тесть военный пенсионер. Они выехали точно так же – по возможности жена в интернете заказала билеты, потому что у нас были толпы, очереди стояли в кассы. Потом, в последних днях июня, выезжал я. Опять таки, хотелось бы выехать на машине, но мне имело смысл забирать машину только с товаром, поскольку я частный предприниматель, был смысл гнать ее не впустую, но на это я не решился. Тем более, я ехал не один, а со старшей дочерью от первого брака. Мы решили, что на машине ехать более опасно, поэтому, опять-таки, взяли билеты на поезд и – вперед. Потом, следующим этапом – дней десять назад – выезжала моя племянница, дочка моей родной сестры. Они с мужем уезжали на машине.

Первоначально моя жена, когда уже лежала здесь в больнице, она сняла квартиру своим родителям по доступной цене. Трехкомнатная, легко, быстро, — выехав на полдня из больницы, сняла без проблем. Потом, в это же время, ребята из Восток-SOS, с которыми мы давно знакомы — до этого периодически в Луганске организовывали мероприятия за единую Украину и тому подобное — я им позвонил в частном порядке и они абсолютно случайно подобрали нам квартиру. Нашелся киевлянин, который предложил квартиру практически бесплатно — только за коммуналку мы платим — на лето. Обыкновенная, стандартная однокомнатная квартира, для переселенца это более чем достаточно. В этом плане, по крайней мере, у нас есть крыша над головой, есть жилье и жаловаться не стоит.

Мужа моей знакомой сепараты взяли в плен. Он там был с 13 июня по 13 июля. Жена, естественно, с двумя маленькими детьми захотела выехать, но сепараты, когда брали его ночью, забрали остаток денег, тем более семья очень небогатая, у них скромные финансы. Мы за свой счет купили им билеты, опять-таки моя жена в интернете нашла, оплатила. Девочка доехала до Киева, потом поехала во Львов.

А потом началось самое интересное – у нас сын, переболев ангиной, он получил осложнения на почки и в настоящее время у нас серьезное заболевание почек и инвалидность. Жена сидит дома, она не работает, получала пособие. Мы приехали сюда, и до сих пор не можем пробить эту ситуацию – нам говорят, что нет связи с Луганском, поэтому они не могут подтвердить наши слова или опровергнуть, и мы не получаем даже то, что получали в Луганске стабильно. От государства мы не получили ни копейки. От разных структур в этом городе – один раз Восток SOS помогал нам продуктами, еще несколько раз нам помогали негосударственные структуры, а государство – никак. Единственное, что получилось сделать – я ходил в районное управление здравоохранения и, только попав к замначальника, я из пяти медикаментов, необходимых сыну в дежурном режиме, получил один медикамент два раза – за июль и август. Это столько усилий, в Луганске это было гораздо проще получать, и никто не кривился. Но это, по сути дела, все. Никаких временных или единоразовых или других выплат, ни Киев как муниципальная структура, ни государство Украина вообще, нам не дало ни копейки абсолютно.

У нас есть такая плохая тенденция, по-моему, это не секрет ни для кого. Люди, которые приехали, например, из Крыма – переселенцы, приехали организованно, в больших количествах. Они с весны имеют тут жилье, трехразовое питание и так далее. Люди, которые выехали в таком порядке, более частном, неорганизованном, есть такое понятие – дикарем. То есть к нам сейчас такое же отношение и здесь – дикари. Я не очень понимаю только, в чем разница между крымчанином, выехавшим оттуда, и мною, выехавшим из Луганска. Вот этого я не понимаю.

Я морально очень близок к тому, чтобы вернуться в Луганск с оружием в руках. Но, вопрос, опять-таки в том, будет ли кому-то кроме меня нужен мой ребенок пяти лет при условии, что жена не может работать. Даже если с его здоровьем все будет хорошо, ему предстоит домашнее обучение. Такая ситуация: как я поеду туда, если мы по большому счету никому не нужны. Я бы вернулся туда, конечно, уже в ближайшее время и с автоматом, но это нереально. Причем я же не молодой человек, мне 44 года, я не как 25-летний чего-то очень сильно боюсь.

Как это за какую сторону? Это даже не обсуждается! Конечно, на сторону украинской армии! Все местные волонтеры, которые помогают переселенцам, являются проукраинскими активистами. Я ни одного не встречал пророссийского активиста, который бы чем-то помогал жителям Луганска. Может быть, они есть – я не знаю. А как можно еще относиться к своей родине? Мы очень много проводили акций «Луганск – это Украина». Опять-таки, второй момент – есть очень простое правило – эта война не началась бы, если бы кто-то не захватил здание СБУ, ну и остальные все учреждения, и не взял бы в руки оружие. Это то, что я видел своими глазами, и то, что я понимал до этого.

На самом деле это начиналось, все вещи слились в одну, когда пришел оранжевый президент (вероятно, имеется в виду Виктор Ющенко — прим. «Ленты.Ру») и, на самом деле, он не сменил ничего в Луганске. Как была Партия регионов, так она и правила. А потом народ вот эти годы, весну, зиму, прошлый год, позапрошлый, говорил одно и то же – мы устали жить так. А кто же вам виноват, раз выбирали Партию регионов?

Светлана Тарабанова, координатор Восток-SOS

Мы работаем с людьми, которые являются вынужденными переселенцами, а не беженцами, то есть они переселяются внутри страны, из одного региона Украины в другой. Те люди, которые уезжают в Россию или Польшу, там могут попросить статус беженцев. Вот эта категория граждан называется беженцы. Люди, которые перемещаются из-за каких-то военных конфликтов внутри одного государства, они называются временно перемещенными лицами или, как мы их называем, вынужденные переселенцы. Потому, что по причине войны они переселились на более безопасную территорию.

Изначально мы работали с переселенцами из Крыма, а потом началась Луганская и Донецкая область. На данный момент у нас в базе около пяти тысяч людей – это те люди, которые переместились с востока на другие территории Украины. Но это пять тысяч только в рамках нашей гражданской инициативы. На самом деле, в Украине около ста тысяч перемещенных людей из-за конфликта на востоке.

В первую очередь мы предлагаем переселенцам жилье. Потому что человек должен выехать из своего родного дома и где-то остановиться для того, чтобы временно найти работу, устроить детей в учебное или дошкольное заведение, ну как-то жить дальше, пока на его территории находиться небезопасно. Первое – это жилье, всегда. Ну, если совсем тяжелая категория людей, например, многодетная мама одна, не работает и все социальные выплаты заморожены из-за военных действий, там и у них нет денег даже на выезд, тогда есть инициативы, которые помогают с выездом либо же покупаются людям билеты. Мы не снимаем жилье подопечным, потому что мы такие же переселенцы, или просто активисты, которые переехали, чтобы помогать другим людям, которые, скажем так, менее активны как граждане Украины. Поэтому мы находили партнеров, обращались просто к лицам Украины для того, чтобы нам предоставили жилье. Причем оно было самым разным – и санатории, и лагеря, и пансионаты, и просто граждане, которые предоставляли жилье.

Все люди разные и, в принципе, как и в мирное время, одни люди соглашаются на наши предложения по работе, другие нет. Для нашей инициативы это не приоритетно – предоставлять людям работу. Есть еще партнерские инициативы, которые занимаются именно трудоустройством. Но, в принципе, если к нам поступают предложения от работодателей, мы предлагаем это людям, которые к нам обращаются. Я могу сказать по собственному опыту, в моей семье брат приехал, он у меня учитель, и он спокойно устроился на рабочую какую-то профессию. Он приехал временно и он понимает, что на данный момент ему нужно кормить семью, и он устроился на работу таким вот образом. Точно так и многие: многие учителя пошли в школы работать, где есть свободные места. Кто-то из инженеров тоже трудоустроился на предприятия, то есть сектор работы большой. Человек, который не хочет работать, нигде не работал, я думаю и в России та же ситуация – есть просто такая категория людей, которая делает свой выбор в пользу того, чтобы лежать на печи, как Емеля, и ничего не делать. А есть больший процент людей, которые ищут и трудоустраиваются.

Я не могу прогнозировать, когда переселенцы смогут вернуться домой, и ни один член нашей инициативы не может, потому что это большая политика. А большая политика для обычных, рядовых граждан до окончания этой политической игры никому не известна. Поэтому прогнозировать что-либо сейчас – безумие. Каждый умный человек понимает определенные риски, длительность, но что-либо прогнозировать — это все-таки глупо в данной ситуации.