УМЕР АВТОР "ПОТЕРЯННОГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ"

0 Но аристократ по духу, а Гугель был именно таковым, не может замкнуться на академическом поиске вечных истин. Вечное и проверенное историей расшатано временщиками, но со временем и они умнеют. Вот и в книге, нашумевшей, известной, но по иронии судьбы написанной в соавторстве с одним из могильщиков СССР, задается вопрос: " носили ли распад Советского Союза и возникновение на его развалинах независимых государств, в т.ч. Украины, созидательный или разрушительный характер, т.е. обозначили ли они выход из исторического тупика и начало возвращения в русло магистрального развития современной цивилизации, или же, напротив, оказались лишь продолжением и углублением саморазрушения экономики и общества и обозначили лишь переход упомянутого катаклизма в новую стадию в иных политических формах."

Впрочем, на этот вопрос отвечает само название книги - "Потерянное десятилетие - контуры новейшей политической и экономической истории Украины.

Арнольд Семенович знал ответ, но в свойственной ученому манере обрисовал лишь контуры происходящих процессов. Разглядеть сущность и проникнуться глубиной развала Империи, пережить историческую и социальную драму дано другим.

ОСЕННИЕ ПРОГУЛКИ С АРНОЛЬДОМ ГУГЕЛЕМ И БЕЗ

Валерий Тырнов

Почему, спрашивается, я ничего не записал о встрече с главным механиком уранового рудника, -- человеком уникальной судьбы, переживаний и совершенно несгибаемого духа? Теперь, спустя тридцать пять лет, я уже и имени его не помню... Столкнулись на перепутье, поболтались день по заполярной станции, поговорили, выпили и вроде бы разошлись, но до сих пор он зовет куда-то, как паровозный гудок далекого детства. И тренер по боксу из Караганды прошел, поранив память, но раны затягиваются, и вот осталась от нее только слабая метка.

В то время, когда ранняя осень постепенно переходит в позднюю, в аллее на улице 23 Августа гулко падают каштаны, выкатывая на асфальт коричневый глянец плодов и слепя изумительным белым бархатом только что треснувшей кожуры. На этой улице стоят дома-«свечки», в одном из которых работает старший научный сотрудник Украинского института социально-экономического моделирования Арнольд Семенович Гугель. Ни пропусков, ни табельного учета, ни даже начальника в радиусе 600 километров. Для думающего человека – не жизнь, а малина. Из окон квартиры виден тесный двор, кусок аллеи и крыши магазинов, тянущихся вдоль первых этажей «свечек».Отсюда мы спускаемся вниз и неторопливо идем вдоль аллеи к остановке троллейбуса. И много во время этих прогулок говорено...

Существует давний спор -- не между мною и Гугелем, упаси Бог,-- он существует вообще,-- давний, застарелый,-- философский спор между идеализмом и материализмом: что, значит, чем определяется -- сознание материей, или материя сознанием? Существует ли этот штабель кирпича независимо от меня или же он умрет вместе со мной? Глуповатость такой постановки вопроса хорошо проэксплуатирована практикой преподавания марксизма-ленинизма, хотя на самом деле он отнюдь не так глуп и отнюдь не так ясен.

Один и тот же ответ на один и тот же вполне осмысленный вопрос может быть вполне правильным в некотором простом частном случае и абсолютно неверным в более сложном и общем. Тот, кто хотя бы слегка знаком с математикой, без труда соберет целую коллекцию подтверждающих этот тезис примеров.

-- Эк-к-а, куда вас заносит! -- возмутится иной читатель, -- страна голодает, а он, любезный, выпендривается! Его, видите ли, интересует, что было раньше: курица или яйцо! Возмутительно!

И все же, при кажущейся академичности, вопрос имеет глубочайший практический смысл. Потому что, по сути дела, это вопрос о том, чего же нам не хватает для того, чтобы перейти из состояния безнадежного падения в состояние более стабильное, в современной терминологии обозначаемое как "устойчивое развитие": денег? знаний? технологий? квалификации работников? Или чего-то другого -- каких-то нетехнических умений, скажем, умения себя вести? Тратить деньги? Определенных представлений о собственной роли и месте в мире? Умения грести все под себя или снимать для ближнего последнюю рубашку? Отдавать приоритет трезвому расчету, или, наоборот, интуиции и эмоциям? Допустим, удастся вытащить из английских банков легендарное золото гетмана Полуботка -- поможет оно нам? Или -- как мертвому припарки? Допустим, появятся здесь какие-то -- с Марса, что ли, или из Америки. Пожалеют нас, бедных, поправят тут все, оснастят, запустят, скажут: "Живите ребята, Бог с вами, ничего вы нам не должны." Что -- заживем припеваючи, двинемся вперед к новым горизонтам -- или вернемся к прежнему своему свинству?

Глядя на другие страны и народы, довольно естественно думать, что все они существуют как бы параллельно, но присмотревшись внимательно, начинаешь замечать и черты антипараллельности. Я не говорю о сравнении или несравненности таких явлений, как Европа и Азия. Но давайте посмотрим на две Америки -- Южную и Северную.

Обе были колонизированы европейцами, но как разительно отличаются они друг от друга сегодня! Англо-саксы, пришедшие на сравнительно бедный североамериканский континент, построили одно из самых процветающих обществ в мире, а что сделали из богатейшего южноамериканского его покорители -- испанцы? Разграбили -- это еще ладно. Во времена конкистадоров разграбить континент по-настоящему было все-таки трудновато. Сверху пограбили, чуть-чуть. Но что за общество они оставили после себя? Раздираемую низменными страстями социальную клоаку. И эта разница существует до сих пор, причем в рамках внешне сходных социально-экономических институтов. А чем отличались друг от друга колонисты? Юг осваивали "добрые католики", а Север -- их оппоненты в вопросах веры -- протестанты. Так как же не задуматься над тем, что считать "базисом", а что -- "надстройкой"?

Я "сотрясаю устои". Наверное, я делаю это нагло и самоуверенно, ибо если мои познания в экономике нельзя назвать систематическими, так же, впрочем, как и в социологии, то Гугель -- профессионал, причем в экономике -- профессионал высокого класса.

--Я думаю, что все-таки экономика определяет... -- говорит он, протягивая руку для прощания и готовясь войти в троллейбус, -- хотя и не могу отрицать. что на ее развитие могут влиять моральные и этические факторы.

К этому разговору он через время возвращается сам.

-- Знаете, по поводу испанцев Вы, наверное, отчасти правы. Конечно, все это не имеет отношения к их личностным качествам, но должен заметить, что они не только ничего привлекательного не оставили в колониях, но, разграбив континент, не смогли на эти деньги и в метрополии сделать ничего достойного. Хотя награбили, конечно, много. Когда-то мне приходилось читать в марксистской литературе рассуждения о том, что вот, мол, приток золота из Южной Америки дал сильный толчок развитию капитализма в Европе. Но непосредственные экономические следствия притока больших количеств золота из Америки в Европу в связи с испанскими завоеваниями были другими. В течение 25 лет активного ввоза этого золота цены в Европе поднялись в несколько раз. Капитализма тогда, конечно, не существовало, но какая-то экономика все-таки была. И она ответила на прирост денежной массы, не сопровождавшийся адекватным ростом производства, точно так же, как ответила бы современная экономика – инфляцией и ростом цен. Так что, если оно и сыграло какую-то роль в становлении капитализма, то вовсе не там, где оно появилось в первую очередь и не тогда, а спустя много лет, дойдя до Фландрии, Голландии – до протестантских стран Северной Европы. Наверное, действительно не в золоте дело, а если быть более точным – не только в нем... Между прочим, на этот счет были какие-то мысли у Александра Сергеевича Пушкина. Помните, что он написал о Евгении Онегине? .

...Бранил Гомера, Феокрита,
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом --
То есть, умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет...

Деньги нужны, конечно, но не как богатство, хотя и эту функцию они с успехом выполняют, а как средство, обслуживающее «правильный» – в некотором смысле – товарообмен. Когда же на них начинают смотреть лишь как на богатство, как на орудие удовлетворения прихотей и капризов, они перестают быть капиталом и теряют свою производительную силу.

В молодости (к сожалению, тоже постепенно становящейся «лица необщим выраженьем») – не страстью, правда, но любовью был для меня туризм. Конечно, были и люди, компанию которых я предпочитал, но не могу сказать, чтобы я жестко следовал своим предпочтениям – компании бывали всякие. Я не хочу сказать, что были плохие и хорошие. Плохих не было. Просто хорошие были разные.

Бывали компании веселые, остроумные, но... совершенно разгильдяйские:

-- Валера, ты случайно не положил утром мой топор к себе в рюкзак?

-- Что ты, Виталик, разве я похож на человека, который способен взять в свой рюкзак чужую тяжелую вещь?

Все хохочут. Но топора нет, и в оставшиеся до конца похода дни нам придется обходиться без этой, хотя и тяжелой, но нужной вещи. Такие уж, по преимуществу, люди подобрались – они живут в соответствии с принципом: «поменьше требуй от себя и от других – и тогда всегда всем будешь доволен». И все же, несмотря на остроумие и интеллект этих ребят, несмотря на обилие вместе полученных впечатлений, я не хотел бы оказаться с ними в ситуации, по настоящему экстремальной, но именно они как раз и предрасположены к попаданию в них. Из походов в таких коллективах всегда возвращаешься с каким-нибудь материальным ущербом: маленьким, смешным, но – все же. Потерянный топор, сгоревшие носки, утопленный компас. Бывало и покруче, но без меня.

Но случалось мне попадать в общество совершенно другого сорта, в котором и вторая сигнальная система казалась излишней, настолько хорошо в нем все понимали друг друга без слов. В любой момент каждый видел, что он может, а значит и должен, сделать, и делал, не надеясь, что это сделает другой. Каждый требовал максимума от себя и от других, но, как ни странно, этот принцип не затруднял, а облегчал жизнь, и давал чувство защищенности ни с чем не сравнимое.

«Ну при чем здесь это?!.» – предвижу я чье-то недоуменное восклицание.

При том, что эти два типа туристских компаний в какой-то степени представляют собой миниатюрные модели двух из многих возможных типов «большого общества». Небольшие коллективы, представляющие собой случайные или не случайные выборки индивидов, демонстрируют многими не осознаваемый факт, что фундаментальные принципы, которым подчинено поведение людей, играют огромную роль в их жизни, препятствуя или способствуя тем или иным формам ее организации, техническим и экономическим достижениям.

Специфические особенности как индивидуального, так и коллективного поведения бесконечно разнообразны. В те еще времена, когда существовали магнитные постоянные билеты в метро, видел я у турникета подростка при занятии своеобразным бизнесом: по-собачьи глядя в глаза пассажирам, он выдирал из их рук жетоны и открывал турникет, проводя через щель свою магнитную карточку. Потом он эти жетоны продаст дешевле их номинала или... обменяет в кассе на деньги?

Эксцессов не было. Как с таким связываться -- а вдруг его кто-нибудь прикрывает? Здесь же, рядом,-- дежурная, милиционер... Так что, вполне возможно, что мы здесь имеем дело не с индивидуальной, а с коллективной стратегией поведения, и пример этот показывает, до какого уровня в принципе могут пронизать общество криминальные отношения.

А вот жена моего друга юности. Она всегда озабочена тем, чтобы, не дай Бог, не сделать "лишнего" движения. В былые времена, придя домой с работы, она разражалась коротким рыданием по поводу того, что завтра снова туда идти, и ... усаживалась смотреть телевизор. Когда приходило время поесть, она доставала из горы грязной посуды нужное количество тарелок и мыла их. Когда друг говорил "погладь мне, пожалуйста, рубашку", она доставала рубашку из груды не глаженного белья и гладила. И так все: только, если хорошо попросят, и только в последний момент, только с неудовольствием и только в насущно необходимом объеме -- поддерживать существующий уровень, существующий порядок вещей, но не более того. В жизни моего друга, отнюдь не обойденного талантом, она быстро стала играть роль лежачего камня, об который он спотыкался двадцать раз на дню. И так спотыкаясь, остался мой друг на всю жизнь "простым инженером".

Кстати, этот тип поведения характерен для нынешнего правительства: во что бы то ни стало удержаться на «достигнутом», но не более того. А удержаться таким образом, как показывает женитьба моего друга, можно только на очень небольшой высоте. Нечто же приличное достается лишь ценой «сверхусилий».

"Я, знаете ли, перестал заниматься своим участком",-- сказал мне недавно знакомый.-- "Дело в том, что я все считаю. Три года назад у меня на участке «выросло» семь моих месячных зарплат. Это было прилично. Два года назад выросло четыре зарплаты, а в прошлом году -- всего лишь одна и семь десятых. Так зачем мне это нужно?" Вот еще одна специфическая черта поведения, характерная для некоторых людей -- рационализм.

Более или менее понятно, каким будет общество, состоящее из людей с одинаковым типом поведения, применяющих одинаковые стратегии выживания. Но общество -- и это совершенно очевидно и естественно -- таким не бывает, в нем всегда намешано всякого разного. И все же есть доминирующий тип поведения -- чуть-чуть, совсем немного чего-то преобладающего, но этого достаточно, чтобы полностью определить его облик. Так, в куске металла электроны хаотически движутся во всех направлениях с гигантскими скоростями в тысячи километров в секунду, никак не проявляя себя, а стоит на этот хаос наложиться крошечной скорости всего лишь в несколько миллиметров в секунду, но направленной в определенную сторону, и немедленно возникает мощное физическое явление -- электрический ток.

Конечно, говорить о единственном доминирующем типе поведения -- значит сильно упрощать ситуацию. В действительности существует доминирующая система взаимосвязанных поведенческих стереотипов, сложным образом переплетенных между собой, взаимно согласованных и взаимно необходимых друг другу. Но эта система обязательно имеет некие общие упорядочивающие ее принципы, различным образом реализующиеся в различных ее частях . Характер этих принципов и порождаемой ими системы находит порой удивительно яркое воплощение в чисто бытовых проявлениях.

-- Знаете,-- рассказывает Арнольд Семенович,-- году этак в 85-87 был я в Москве. Представьте себе Калининский проспект в раскаленный июльский день: ни облачка на небе, ни клочка тени, асфальт расползается под ногами... И, конечно же, ни один автомат с газированной водой не работает. Вода на проспекте, тем не менее, есть. Ее продают с выносных столиков из бутылок по двадцать копеек стакан. По тем временам -- наценка дикая, безбожная! Но самое главное не в этом, а в том, что воду не продают просто так -- ее продают с "нагрузкой", а в "нагрузку" идет бутерброд с соленой красной рыбой за рубль восемьдесят. Можно ли было специально придумать что-нибудь более издевательское? А ведь никто ни над кем издеваться не собирался ... Если бы я был инопланетянином, только что совершившим посадку, то, увидев эту картину, с высокой степенью уверенности смог бы сразу сказать, что в этой стране люди живут плохо и жить хорошо будут еще не скоро, потому что система взаимоотношений, в которую они включены, из всего множества возможных решений любой проблемы выбирает самое бесчеловечное...

И вот, смотрите,-- Советского Союза, этой "проклятой империи", -- давно нет, но разве что-нибудь поменялось в системе взаимоотношений? Разве посадка в троллейбус через переднюю дверь -- факт не из той же коллекции, что и красная рыба на Калининском проспекте? Я не могу поверить, чтобы в этом был какой-то экономический смысл: ведь четверо из пяти пассажиров предъявляют какую-нибудь книжицу... Зато: увеличивается время оборота троллейбуса, а это значит, что сокращается число перевезенных пассажиров и выручка, и вытесняется платежеспособная категория пассажиров, предпочитающая в этих условиях пользоваться более дорогим, но и более комфортабельным автомобильным транспортом. О моральном ущербе, причиняемом нищим ограбленным людям унизительной процедурой посадки, я уже не говорю. А ревизоры на линии -- они зачем, если есть кондуктор? Кого они проверяю? Кондуктора? Это уже унижение для кондуктора...

Встречаться с Гугелем я люблю. Не было еще ни одной, даже мимолетной, встречи без того, чтобы я не услышал от него что-нибудь интересное -- нетривиальный факт, суждение или мысли вслух. Очень интересна и его стратегия выживания, если уж о них пошла речь. Для большинства режим "свободного выживания", в который безжалостно выталкивает своих граждан бездарное государство, связан с отрывом от общества, с ограничением кругозора, с замыканием на личные проблемы, сосредоточением лишь на собственном заработке и стремлением взять побольше, а отдать поменьше. Но существует редкая категория людей, стремящихся решать свои проблемы не на путях банального перераспределения, а в контексте преодоления общих трудностей. Их мало, их слишком мало, но только на это самоотверженное меньшинство и можно "делать ставку", только с ним и можно связывать надежды на будущее. С теми, кто ищет личного успеха –- но честно стремясь быть максимально полезным другим людям, обществу. Если не они -- то больше никто... Вот среди них-то и мой собеседник.

Работа у Арнольда Семеновича своеобразная. В его обязанности входит осмысление углубляющихся кризисных явлений и поиски путей их преодоления в надежде на то, что изменение политической обстановки в стране сделает возможной их реализацию. Институт социально-экономического моделирования – не государственный, и находятся люди, вкладывающие деньги в это абсолютно не прибыльное дело.

Работа, надо сказать, не очень благодарная. Я помню его блестящие идеи по приватизации, тщательно обоснованные и вписанные в целостную концепцию рыночных преобразований, абсолютно прозрачный механизм, в соответствии с которым все средства, вырученные от приватизации, не распылялись, не проедались и не разворовывались, а зачислялись на именные приватизационные счета граждан и вовлекались во внутренний оборот. В предложенном им способе трансформации общенародной собственности в частную в принципе не было места ее необоснованному присвоению. Эти работы ложились на стол тогдашнего Премьера Кучмы, но Президент Кучма предпочел другой путь.

-- Помните, -- начал Арнольд Семенович во время одной из недавних встреч,-- Вы убеждали меня в том, что взаимоотношения между людьми и характер их поведения определяет экономику, а не наоборот? Хотя я с Вами и категорически не согласен, -- и на его лице появляется дурашливая гримаска.-- но я прямо в уравнениях макроэкономики покажу Вам удивительное подтверждение тому...

Знаете, есть такая штука, называемая "мультипликатором Кейнса". Это очень простая вещь. Если вы каким-то (любым!) способом “вбрасываете” в экономику деньги, то она отвечает на это вбрасывание ростом ВВП (внутреннего валового продукта), в точности равным вброшенной сумме, деленной на единицу минус так называемая “предельная склонность к потреблению”. У предельной склонности к потреблению очень простой смысл — это та часть полученных населением денег, которую оно направляет на потребление отечественных товаров. Таким образом, если предельная склонность к потреблению близка к единице, знаменатель будет мал, а это значит, что на малое вбрасывание экономика отвечает значительным ростом ВВП. На этом строится идеология “общества потребления”: нужно как можно больше потреблять и почти (а еще лучше – совсем ничего) не оставлять на черный день. Точнее, оставлять можно, но не наличностью – деньгами, находящимися в обороте, в банке. Но!.. “Ответ”, т.е. рост ВВП, измеряется в денежных единицах, т. е., он может соответствовать как действительному росту физических объемов производства, так и инфляционному росту цен.

Если экономика работает с предельным напряжением, то может произойти только рост цен, потому что большому приросту производства взяться неоткуда. Но если экономика находится в состоянии депрессии, спада, “вбрасывание” денег может привести к ее оживлению без инфляции. А теперь давайте попробуем сообразить, что получиться в нашем случае… Допустим, получили наши граждане деньги. Как они ими распорядятся?

-- Ответ очевиден: большую часть их они потратят, потому что нужд у них накопилось!… А на остаток купят доллары.

-- Вот именно – доллары... А то, что потратят, как Вы думаете,-- на что они их потратят?

— Отчасти на продукты, отчасти на вещи...

—Я хотел бы обратить Ваше внимание – на импортные вещи. Потому что наши и дороже и хуже, не говоря уже о том, что их просто нет. И приобретение долларов, и приобретение импорта – это утечка денег из экономики. Отсюда вывод – то, что мы выше назвали предельной склонностью к потреблению, не может быть величиной, близкой к единице, это будет скорее малая величина, поэтому “вбрасывание” приведет, скорее всего, не к экономическому росту, а к инфляции. Именно в этом, если хотите знать, сложность и паршивость нашей ситуации. Конечно... не только в этом, но и в этом тоже. Рузвельту было гораздо проще: когда он учреждал общественные работы и финансировал их за счет дефицита государственного бюджета, покрываемого эмиссией, он был уверен, что, получив деньги, американцы все, что им надо, купят друг у друга, а не у греков или итальянцев, а их остаток отнесут в банк, потому что они доверяют друг другу и государству. Ему было безразлично, как “вбросить” деньги. У нас же это надо делать какими-то хитрыми способами, по целевым каналам, чтобы быть уверенным, что они не лягут под подушку и не уйдут в Турцию или в теневую экономику. Вот такие у нас проблемы...Поведение людей и их взаимоотношения друг с другом и с государством действительно определяют, по крайней мере некоторые, существеннейшие черты экономической жизни ...

Где-то надо поставить точку. Поставлю ее здесь. Жизнь продолжается, будет, смею надеяться, продолжение и встреч и разговоров, из которых я опять узнаю что-нибудь новое и нетривиальное.