Новая революция. Часть 5.0 В начале 90-х годов в России уже были десятки партий, "разобравших" все известные в российской и западной политической истории "бренды" - от социалистического до консервативного.
Краткий курс
действительности все было не так, как на самом деле.
Присказка |
Переход от разговоров о многопартийности к строительству новых партий произошел в результате первых относительно свободных выборов 1989-1990 годов. Во время кампаний по выборам народных депутатов СССР, РСФСР, региональных и местных советов стали возникать многочисленные самодеятельные организации, нацеленные на политическое участие: "объединения избирателей", "народные фронты", "политические клубы". Партийная политика постепенно стала интересовать не только неформалов и диссидентов, но и людей более респектабельных.
Первой протопартийной структурой, пользовавшейся общественным признанием, была Межрегиональная депутатская группа, возникшая на первом съезде Народных депутатов СССР (1989 г.). Затем была "Демократическая платформа в КПСС", заявившая претензию уже не только на "плюрализм мнений", но и на некий политический плюрализм.
Ну а годом рождения российской многопартийности стал 1990-й, когда одна за другой были основаны демократическая, социал-демократическая, республиканская, христианско-демократическая, конституционно-демократическая и другие партии. Все они создавались как оппозиционные по отношению к правящей КПСС, и номенклатура - в противовес "диким" демократам - предприняла шаги по формированию "управляемой" многопартийности. В том же 1990 году под патронажем КПСС был образован "Союз центристских организаций", из которых август 1991-го пережила только одна - Либерально-демократическая партия Советского Союза (с 1992 - России) во главе с Владимиром Жириновским.
В начале 90-х годов в России уже были десятки партий, "разобравших" все известные в российской и западной политической истории "бренды" - от социалистического до консервативного. Но ни одна из них не играла сколь-нибудь заметной роли в реальном политическом процессе. Все ведущие политики России, начиная с "президента всех россиян" Бориса Ельцина, оставались подчеркнуто беспартийными, и большинство граждан такое положение вещей вполне устраивало. Относительная партийность политиков существовала только до тех, пока была необходимость организовываться для противостояния КПСС.
Оппозиция в 1991 году была объединена в рамках движения "Демократическая Россия" - действительно широкого, но весьма аморфного объединения, державшегося только наличием общего врага. Когда же КПСС была распущена, "Демроссия" постепенно сошла на нет. Однако события 1991-1993 годов привели новую политическую элиту к выводу о необходимости партийного структурирования. Падение популярности президента и правительства реформаторов, острая политическая борьба внутри съезда народных депутатов России, конфронтация президента и Верховного Совета - все это показывало, что публичная политика нуждается в структурировании.
Что выросло, то выросло
Заказчик: Вы возились полгода! Господь весь мир сотворил за шесть дней!
Портной: Таки посмотрите на этот мир - и посмотрите на эти брюки!
Одесский анекдот |
В 1993 году ельцинскими стратегами была предпринята попытка реализовать многопартийный проект. Главным инструментом его реализации стала смешанная избирательная система, которая делала партии обязательным субъектом политического процесса. Выборы по партийным спискам действительно активизировали становление партийной системы в России. Но она оказалась совсем не такой, как планировали Г.Э. Бурбулис (в то время главный политический стратег президента и правительства) и его сотрудники.
Во-первых, блок реформаторов и бюрократов "Выбор России", возглавлявшийся Егором Гайдаром, не получил даже относительного большинства. Во-вторых, неожиданный успех сопутствовал маргинальной Либерально-демократической партии России, идеология и риторика которой не имели ничего общего ни с либерализмом, ни с демократией, но носили ярко выраженный национал-популистский характер. В-третьих, закрытая в 1991 году компартия возродилась и заняла солидное место в новом парламенте. В-четвертых, среди российских партий появилось объединение, одновременно демократическое и оппозиционное - блок Григория Явлинского (позднее принявший официальное название "Яблоко").
Иными словами, первая партийная система России оказалась недостаточно сконструированной, но сложившейся естественным путем.
Уже в 1993-м проявились три основополагающие черты современных российских партий. Во-первых, их "нетрадиционная ориентация": ни одна из российских партий, имеющих какое-либо влияние на политический процесс, не вписывается в традиционный для демократической системы идеологический спектр. Партии, внятно заявляющие о своей идеологической принадлежности, неизменно терпят поражение на выборах. У тех же, за кого голосует свыше пяти процентов избирателей, идейно-политические позиции крайне эклектичны. Во-вторых, типичная российская партия имеет ярко выраженный лидерский характер. В отсутствие определенной социальной базы (которой у российских партий быть не могло ввиду неструктурированности общества) и внятной идеологии, фигуры лидеров оставались единственными ясными "идентификаторами" партийных объединений. В-третьих, партийная структура не совпадает с реальным спектром политических мнений в обществе. В силу все той же слабой структурированности общественное мнение меняется слишком быстро, чтобы неустойчивая и во многом случайная партийная система могла адекватно реагировать на его изменения.
Партии в России получились слабыми и неустойчивыми. Почувствовав это, бюрократическая элита в 1994 году отказывается от попыток создать собственную партию большинства. Это в первую очередь сказывается на тогдашней проправительственной партии "Выбор России": размежевание бюрократии и демократии приводит к крушению блока Гайдара.
Убежденные демократы-ельцинисты создают на обломках блока партию "Демократический выбор России", после выборов 1995 года оказавшуюся за бортом парламента. Полная беспартийность власти приводит к тому, что вся партийная система становится в оппозицию. Поскольку же партии к тому времени успевают закрепить за собой не слишком обширную, но заметную "территорию" в российской политике, концепция меняется. В 1995-м предпринимается первая попытка формирования "партии власти" - движения "Наш дом - Россия".
Тем не менее, партийная система 1996-1999 годов оказалась еще более оппозиционной, чем предшествующая. Даже НДР, чтобы оправдать статус политической партии, занимает если не радикально-оппозиционные, то во всяком случае умеренно-критические позиции. Поскольку же президентская власть в это время слабеет, то оппозиция, а именно партии, усиливается, к концу 1998 года достигая пика своего влияния.
Противоборство олигархических группировок также способствовало оживлению нового партийного строительства. Начинается формирование партии, претендующей на статус "партии будущей власти" ("Отечество" Ю.М.Лужкова, затем преобразованное в блок "Отечество - Вся Россия"). В период правительства Примакова казалось, что все предрешено...
Вчера и сегодня
Некоторое удовлетворение позиционных амбиций можно
получить, умело манипулируя иллюзиями.
Эрнест Геллнер |
Контуры партийной системы, наметившиеся в начале 1999 года, однако, оказались ложными. Произошедший внутри властной элиты раскол не только породил партию "номенклатурной оппозиции", но и активизировал других участников политического процесса.
Прежде всего оживились многочисленные - и до сих пор разрозненные - партии правого толка. Их лихорадочная деятельность привела к образованию блока "Союз правых сил".
Не собиралась сдаваться и "кремлевская" часть элиты. Выход на арену Владимира Путина и взлет его популярности, связанный с началом второй чеченской войны, позволил осуществить уникальный проект - создание "виртуальной партии", которая чисто технологическими методами добилась значительного электорального успеха (этот урок был хорошо усвоен номенклатурой и через четыре года дал ошеломляющий результат).
Выборы 1999 года ознаменовали слом партийной системы, отстраивавшейся прежде всего от отношения к президенту Борису Ельцину. Однако новая партийная система создана не была.
В 2000-2001 годах во всех частях политического спектра происходили большие перемены, от которых можно было ожидать становления более осмысленной системы. Но этого не произошло. Большая осмысленность появилась только в центре, где произошла реконсолидация бюрократической элиты, увенчавшаяся созданием партии "Единая Россия". На левом же, а особенно на правом флангах "разброд и шатание" сохранились - и даже усугубились, поскольку президент и его партия полностью забрали себе политическую инициативу. Впрочем, о президентской партии можно говорить лишь с большими оговорками - что к "Единству", что к "Единой России" вполне применимо хлесткое определение, данное Михаилом Леонтьевым: "Мешок с голосами".
В 2003 году страна вошла в новую избирательную кампанию, что активизировало партийную деятельность, и результаты этой деятельности для общества оказались шокирующими. Чтобы лучше понять, почему итоги оказались именно такими, надо обратить внимание на три ключевых парадокса российской партийной системы.
Парадокс первый - социальный. Принято считать, что постсоветское общество представляет собой довольно аморфное образование, в котором слабо выражено деление на страты, а значит нельзя говорить о внятных социальных интересах. И что мы составляем скорее не общество, а население. Однако российское общество уже гораздо структурированнее, чем было в начале новой русской революции. А политический класс серьезно, если не безнадежно, отстал от общества. Авангард оказался арьергардом, и потому разрыв партийной системы с обществом, которое она обязана представлять, усугубился. Отсюда неудовлетворенность формирующихся (а во многом уже сформировавшихся) социальных групп качеством партийной системы и растущая потребность в трансформации этой системы.
Разрыв между спросом и предложением на политическом рынке порождает парадокс второй - идеологический. Мировая тенденция последних десятилетий состоит в обостряющемся кризисе традиционных идеологий. Это значит, что внешний контекст для складывания партийно-политических систем скорее неблагоприятен. Трудно строить либеральные, консервативные, социал-демократические партии в ситуации, когда утрачивается определенность в понимании того, что, собственно, означают понятия либерализм, консерватизм, социал-демократия. В этом одна из основных причин неуспеха традиционных политических "брендов" в российской политике. Казалось бы, что при таком положении дел надо либо вообще отказаться от принципа партийности в политическом процессе, либо обратиться к неидеологической модели партийного строительства. Но отсутствие идеологического стержня в модернизирующейся стране делает любую партию неустойчивым и невнятным образованием.
Таким образом, партии нуждаются в идеологических основах, но обновленных. В обновлении прежде всего нуждается идеология правого фланга, что приводит нас к парадоксу третьему - правопартийному. Правые (хотя понимание этого термина у нас не вполне совпадает с западным) политики в России сыграли ведущую роль в сломе советской системы и переходе страны к демократической модели развития. Правый фланг был и остается самой динамичной частью политического спектра. Экономическая и политическая модернизация страны - по определению правое дело.
Вместе с тем правый фланг - слабое звено российской партийной системы. За правые партии голосует исчезающе малое число избирателей. Правые лидеры политически беспомощны и не могут выпутаться из паутины личных конфликтов, амбиций, предубеждений. Правые партии неспособны сформулировать современную повестку дня, они отдали политическую инициативу бюрократии и не могут проложить самостоятельный курс между Сциллой соглашательства и Харибдой негативизма.
"Правый" парадокс имеет логичное объяснение: правые были главными действующими лицами революции, которая завершилась в 1999-2000 годах. Но завершение революции еще не означает успеха модернизации; должно произойти упорядочение революционного наследия, постреволюционная стабилизация, не отменяющая, а закрепляющая модель развития, утвержденную революцией. Это процесс, требующий осмысленной политической стратегии, которая, прежде всего, должна быть правой. Солидаризм бюрократического центра и эгалитаризм левых в отсутствие модернизма правых чреваты стагнацией, а замещение либеральных правых правыми радикалами ведет к реставрации.
Эти три парадокса и определили сокрушительный для партий исход парламентских и президентских выборов в декабре 2003 и в марте 2004 года. Их несомненным победителем оказалась только администрация президента, в декабре успешно реализовавшая сразу три электоральных проекта. Первый - "мажоритарный": "Единая Россия" под знаменем Путина получила конституционное большинство. Второй - "канализационный": В.В.Жириновский блестяще отыграл свою роль и собрал голоса маргиналов, не дав им утечь к реальным неуправляемым экстремистам. Третий - "разрушительный": блок "Родина" сумел расколоть казавшийся нерушимым монолитом электорат КПРФ. В марте же администрация президента обеспечила практически безальтернативное переизбрание В.В.Путина.
После выборов развал партийной системы продолжился: раскололись "Родина" и КПРФ, продолжилась деградация СПС и "Яблока", ни один новый партийный проект не получил сколь-нибудь заметной общественной поддержки. При этом "Единая Россия", формально господствующая в парламенте, как партия не состоялась - и вряд ли состоится: номенклатуре она нужна не в качестве самостоятельной силы, а как удобный инструмент легитимации аппаратных решений.
Сегодня и завтра
Наше главное достижение в том, что люди, которым есть
что терять (далеко не в одном лишь материальном смысле и даже главным образом
во внематериальном), впервые с 1917 года вновь составляют большинство населения России.
Александр Горянин |
Таким образом, единственным реальным субъектом политической жизни осталась номенклатура, не скованная никакими идеологическими или партийными путами. Более того, мы наблюдаем консолидацию в руках номенклатуры всех ресурсов, существенных для политики, - административных, информационных, финансовых. Как далеко может зайти этот процесс? Думаю, мы можем заведомо исключить крайние варианты - полномасштабное восстановление автократии (не хватит ресурса) и реальное становление в ближайшие годы демократии. Скорее, как говорил лорд Бивербрук, "все будет нормально, все устроится более-менее плохо".
Не приходится рассчитывать (или опасаться), что в ближайшее время в процесс активно вмешаются массы, - их социальная энергия израсходована во время новой русской революции, а "зарядка аккумуляторов" после таких потрясений требует десятилетий. Варианты нашего политического развития зависят от действий элиты, но какая именно элита в состоянии что-либо сделать?
Банкротство партийно-политической системы выражает политическое банкротство двух главных движущих сил революции - олигархов и демократуры. Первые окончательно выведены из строя делом Ходорковского, вторая парализована двумя проваленными избирательными кампаниями. Это само по себе было бы позитивным фактором - если бы на политической сцене их кто-то заменил, лишив номенклатуру монополии.
Претенденты на эти роли, кстати, уже есть. Ведь социальное развитие в годы революции действительно пошло вскачь, опережая представления элиты о состоянии общества. И незаметно выросли новые силы, не подчиненные ни олигархам, ни демократуре, ни номенклатуре.
В 90-е годы бизнесом в России занимались далеко не только олигархи. Сформировалась многочисленная группа людей, обладающих экономической самостоятельностью и ориентированных не на распродажу сырья, а на развитие собственного производства - национальная буржуазия. Пока теоретики спорили о том, что есть средний класс вообще и в России в частности, таковой на самом деле возник: мелкие лавочники, "менеджеры среднего звена", городские профессионалы, сельские частники - их уже миллионы и по своей ментальности они мало чем отличаются от среднезападного среднего класса.
Параллельно происходил и процесс формирования в стране институтов, нацеленных на отстаивание интересов граждан в самых разных сферах. "Третий сектор" в России незаметно стал существенным фактором развития, недаром бюрократия попыталась взять его под контроль (пресловутый "Гражданский форум"), и не случайно эта попытка провалилась. Разумеется, становление гражданских институтов происходило под сильным воздействием и при участии интеллигенции и олигархии, но, к счастью, ни та ни другая не считали развитие "третьего сектора" слишком важным делом, а потому влияли меньше, чем могли бы.
Однако насколько новые силы готовы к выходу на авансцену?
Национальная буржуазия не слишком устойчива в своем экономическом положении, а потому зависима от государства, отождествляемого с бюрократией. Она чурается публичной политики, как дела иррационального, непонятного, неэффективного. Ее политическая культура находится на исключительно низком уровне. Еще меньше готов заявить о своих социальных интересах новый средний класс.
"Третий сектор" экономически зависим от крупного капитала и западных грантов. Гражданские сети созданы по ситуативным причинам и не очень успешно взаимодействуют между собой. А самое главное - гражданские активисты находятся вне политического поля как физически, так и ментально. В большинстве своем они вообще не считают партийную деятельность гражданской. Для "третьего сектора" партии - по определению часть государственного истеблишмента, к каковому они себя не относят ни при каких условиях.
Эти препятствия кажутся непреодолимыми, но само развитие ситуации ставит и бизнес, и общество в положение, когда избежать политических действий невозможно. Речь идет о неизбежных в "вертикальной" системе ошибках власти, о ее внутренних противоречиях, об интенсивных идейных поисках, предпринимаемых самыми чуткими к социальной реальности представителями бизнеса и политического класса.
Катализатором политической перегруппировки на сегодня могут быть только внутриноменклатурные противоречия (в частности, внутри "Единой России" - слишком большой и разношерстной, чтобы всегда оставаться послушной машиной для голосования), которые могут обнажиться в ближайшее время, а могут и оставаться под спудом еще довольно долго.
Но рано или поздно они прорвутся, и это потребует радикальной политической перегруппировки. А по-настоящему осуществить такую перегруппировку сумеют только общественные силы. Пока у них мало что получалось: ни "проблему-2000", ни "проблему-2003" они решить не смогли. Посмотрим, что будет дальше
|
