Виктор Сидоренко: «ДЛЯ МЕНЯ КАЛЬСОНЫ — ЭТО ОБЩАЯ СУЩНОСТЬ ХХ ВЕКА»0 Однако бессодержательность жизни становится очевидной только тогда, когда мы ищем в ней высший смысл. С прагматической точки зрения, наш монотонный труд вознаграждается кучкой молотой муки, которая у одного больше, у другого — меньше. Каждый мелет свое, но все мы делаем одно и то же. Мы, одинокие и равнодушные друг к другу, должны сосуществовать вместе, но отдельно — друзья, враги, предатели и преданные…»
Так говорит об основной идее проекта «Жернова времени», представлявшего Украину на 50-м Венецианском биеннале «Мечты и конфликты: диктат зрителя», его автор Виктор Сидоренко. Проект состоит из двух частей: инсталляции и видеофильма, который… Впрочем, сказав несколько фраз о творческом замысле, художник прервал сам себя: «Каждый видит в этом что-то свое…».
…На экране одна за другой сменялись однообразные картинки. Люди в кальсонах («Для меня кальсоны — это общая сущность ХХ века. Их носили все: тюремщики, заключенные, солдаты», — пояснил Виктор), с равнодушными лицами и пустыми глазами вращающие жернова (в центре композиции сам автор), двигающие фантастические рычаги без малейшего намека на продуктивность или осмысленность этого действия. Разные ракурсы, разные позы, лента времени, закольцованная в вечность…
Фильм завораживает и вводит в транс подобно блестящему маятнику, используемому при гипнозе. Никакой реальности за границами круга, по которому вращается жернов, не существует. А может быть, это и есть она — единственно возможная и на самом деле существующая монотонная реальность: без мыслей, без содержания — пустота?..
И вдруг движение прекращается, все замирают, и получается картина, стилизованная под фреску (символ того, что время властно почти над всем) — «люди со странными предметами, сидящие в матрице «Тайной вечери». Это уже — часть инсталляции, наравне с зеркалом и светящимся кристаллом (единственный символ вечности, некоего абсолюта, коррелята во всей работе), расположенными так, чтобы куда бы ни направлялся зритель — к картине или от нее, — он постоянно видел и то, и другое — в оригинале или отражении.
…Мне трудно судить, какое впечатление произвела работа на остальных зрителей или на обозревателя «Нью-Йорк таймс», отметившего в своей статье украинский проект, но у меня остались хоть и сильные, но отнюдь не радостные ощущения. Нельзя жить так, чтобы по окончании «трудового дня» длиной в несколько десятков лет от человека, который теоретически был способен думать, творить, совершать, осталась только кучка перемолотого нечто. И даже если я льщу себе надеждой, что хоть иногда отрываю взгляд от жернова (как один из персонажей фильма), мне все же понятно, что кто-то там, наверху, задумывал человеческую жизнь совсем не так.
|
